“Меня пытался облапать хирург”

Насилию на рабочем месте, по данным Всемирной организации здравоохранения, подвергаются около 62% медиков. А как в наших больницах и поликлиниках? Медработники воспринимают сексуализированный харассмент довольно хладнокровно – и это не комплимент. Врач с 17-летним стажем, координаторка Фонда медицинской солидарности Лидия Тарасенко рассказала, как ее пытался облапать хирург – коллеги ожидали, что она будет хихикать, а не оттолкнет его.

Объединение независимых экспертов и журналистов Freelance Journalists Group (FJG) обсудило с ней, как проблема выглядит в повседневной работе медперсонала, специфику работы в медицине и методы предотвращения опасных для медиков ситуаций. Особенно уязвимы перед насилием те, кто занимает не самые высокие позиции, например, средний медперсонал. Если вы также готовы рассказать о своем опыте – пройти опрос можно здесь, а также написав на почту: it.was.a.long.story@gmail.com 

‍– По Вашему опыту, распространенное ли явление харассмент в медицинской сфере?

 – До такой степени распространенное, что медики ему не удивляются. Я сразу приведу яркий пример из личного опыта. 

Когда я только закончила университет и пришла на практику в больницу, то однажны меня пытался облапать один хирург. Моя реакция была неожиданной для коллег: я не похихикала как будто это в порядке вещей, а оттолкнула его и повысила голос. В итоге коллеги обвинили меня в неуважительном поведении – что я себе такое позволяю со “старшим по званию”. Понимаете, то есть его поведение сочли нормальным, а мое ненормальным.

Это было повсеместно и происходило настолько естественным образом как будто врач просто отвернулся водички попить, на это никто не обращал внимания. 

‍– Почему Вы решились действовать не как другие коллеги?

‍– Я даже сразу не могла себе объяснить, почему я так отреагировала, ведь я же тоже росла в этом обществе. Понадобилось какое-то время, чтобы понять, что не все вещи, которые происходят, являются нормальными. Личная граница в какой-то момент начинает быть важнее, чем общественная жизнь. 

‍– Если у человека все хорошо с личными границами, может это повлиять на карьеру, как Вы думаете?

– Конечно, это в принципе, мне кажется, очень полезный навык осознавать свои границы. Я думаю, что в целом это влияет положительно на людей, на выбор карьеры, на способность зарабатывать.

‍– В какие года это все происходило и, как думаете, изменилась ли ситуация к нашему времени?

– Это был примерно 2009-й год. Мне хочется верить, что была какая-то положительная динамика, но здесь точно нельзя отбрасывать со счетов мой информационный пузырь, так как и места работы я меняла на все “более приличные”. То есть сначала я работала в районной больнице, потом в РНПЦ онкологии, потом в частном медцентре, потом вообще в Украину уехала в специфическое очень место с очень интересной культурой. 

Могу сказать точно, что, например, пить на работе становилось все менее популярно. когда я была студенткой, то видела, как люди пили на работе даже в университетских клиниках. Когда же я уже окончила университет и работала в районной больнице у нас даже санитары не бухали. Были единичные случаи, но это было прямо из ряда вон выходящее, на что смотрели очень плохо. В целом такое поведение постепенно выходило из-под категории нормальности. Хотя, когда я училась, то казалось, ну пьет хирург, ну ничего страшного.

‍– Оправдывалось тем, что у него сложная работа?

– На самом деле, тяжелая работа – это абсолютно объективная причина, почему человек начинает пить. Это один из выходов. Такая же ситуация и с харассментом. Я абсолютно уверена, что в обоих случаях это социально обусловленное явление. У нас не было, и, я предполагаю, что до сих пор нет способов какой-то психологической поддержки медиков, помощи справляться со сложными ситуациями. 

Медицина – это очень стрессовая работа. До войны мне сложно было представить что-то более стрессовое. И никто не берет на себя ответственность за то, чтобы, организовать какие-то психологические разгрузки, чтобы человек хотя бы понимал, что с ним происходит в этой ситуации. 

Почему в этой сфере так много каких-то вывертов психологических, и харассмент, и алкоголь, и употребление психоактивных веществ, потому что очень сложно справляться. И в обществе нет механизма, который бы помогал людям, нету  психологов для медиков в больнице. 

При этом есть мнение, что медработники должны быть особенными – особенно сдержанными, особенно справляющимися со стрессом, должны быть героями. Естественно, это накладывает неадекватные ожидания. 

‍– А нужно ли харрасмент в медицине судить по какими-то другим лекалам, не таким, как мы судим харассмент в магазине, в университете, например? Разные ли границы допустимого? 

– Думаю, что нет. Хочется сказать, харассмент он и в Африке харассмент. Да, если смотреть на статистику, то нападение на бригады скорой помощи – это очень нередкая история. Но должна ли ответственность за нападение на медработника быть большей, чем за нападение на продавца крупами? Наверное, это тоже неправильно, так как жизнь и здоровье – базовые права человека.

– А есть ли вообще куда пожаловаться в медицинской сфере в Беларуси по поводу харассмента?

– Нет, так как нет специальных органов, в задачу которых бы входило, например, мониторить такую ситуацию и как-то на нее реагировать. Профсоюзы занимаются только выдачей конфет к новому году и все, а каких-то этических  комиссий не существует. 

Куда ты можешь со своей проблемой пойти? В милицию? И какой там будет ответ, мне даже интересно. Наверное, если задаться целью, то можно как-то попытаться защитить свои права, но это будет явно сложно. Человеку, который и так в более уязвимом положении, такая борьба будет стоить огромных-огромных усилий.